«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

родственников за границей или еще какое-нибудь «черное пятно в биографии» – налево – в строительные трудовые батальоны, а «незапятнанных и необразованных» – направо – в обычные маршевые стрелковые роты на передовую. Когда меня вызвали «на проверку», то, услышав мою биографию, особист спросил: «Родственники за границей есть?», – и я как наивный честный комсомолец ответил: «Возможно, есть, если до революции еще уехали, но у нас ни с кем из них связь не поддерживалась». Этих слов было достаточно, чтобы меня направили к стройбатовцам: товарищем особистом мне было отказано в доверии и в праве защищать свою Родину с оружием в руках. Стройбат уже должен был отправиться на окопные работы, но я пошел к комиссару запасного полка старшему политруку Сылке и попросил его отправить меня на передовую, сказал, что хочу воевать. Комиссар Сылка меня выслушал и сказал: «Иди к себе в роту». Я вернулся как раз к общему построению на отправку, послышалась команда ротного «Становись!», я встал в шеренгу стройбатовцев, и тут к ротному прибежал посыльный из штаба полка и стал что-то тихо ему говорить. Ротный скомандовал: «Красноармеец Хуторян, выйти из строя!» Стройбат ушел, а меня отправили в команду «образованных», которая должна была ехать в Сталинград, в танковое училище – СТУ. Но когда мы прибыли в Сталинград, то оказалось, что танков для подготовки курсантов нет, и нас перебросили в Краснодар, в местное минометное училище. Приняли на учебу фактически без экзаменов, во время войны критерии на прием в это училище были снижены. Краснодарское минометное училище должно было готовить офицерский состав для службы в ГМЧ, но за все время нахождения в училище мы «катюш» так и не увидели, вся подготовка курсантов шла на 120-мм минометах. В мае 1942 года мы получили лейтенантские звания и направления на фронт. Я в составе группы командиров из 15 человек получил предписание явиться в отдел кадров Ленинградского фронта для дальнейшего назначения. Поездами добрались до Ладоги, там нас загрузили в трюм какого-то транспорта, набили, как сельдь в бочку: в трюме можно было только стоять. Транспорт, ушедший на Ленинград перед нами, был потоплен авиацией противника, и все наше плавание через Ладогу мы с тревогой и с замиранием сердца ждали, когда налетят немецкие пикировщики… Добрались до ОК Ленфронта. Здесь нас раскидали по частям. Миша Сирота попал на 120-мм минометы, а меня направили в 38-й гвардейский минометный полк. На тот момент, поздней весной сорок второго, это была единственная часть ГМЧ на весь Ленинградский фронт.

Командир-артиллерист, не имевший ранее никакой подготовки для войны на «катюшах», мог сразу, прямо с корабля на бал, воевать на реактивных установках?

Нет, требовалась определенная подготовка и время для «акклиматизации» в гвардейском минометном полку. По прибытии в штаб полка меня спросили: «Ты «катюшу» знаешь?» – «Никак нет». – «Ничего, … жизнь научит. Пока пойдешь командиром взвода боепитания». Но в октябре 1942 года я стал командиром огневого взвода батареи «катюш» и вскоре был назначен командиром такой батареи. Командовал 38-м гв. МП майор Потифоров, а командирами дивизионов были капитаны Алымов и Дегтярев. В 1944 году, с марта месяца и до конца войны я был комбатом уже в 321-м гвардейском минометном полку, которым командовал майор Соколов, а замполитом полка был майор Фридман. Командиром моего дивизиона был Лебеденко, его сменил Свиридов, а заканчивал я войну с новым командиром дивизиона, майором Кретовым. Соседней батареей командовал старший лейтенант Игнатьев.

Перечислю вам штаты полка ГМЧ на 1941 год. В полку – 36 установок, 137 командиров (офицеров), 260 сержантов, 1017 человек рядового состава. 36 «катюш», батарея зенитных орудий – 12 зениток калибра 37 мм. 9 крупнокалиберных пулеметов ДШК, 18 ручных пулеметов. 300 грузовых и 27 специальных машин. Не часть, а прямо какая-то армада. Как выглядел такой же полк ГМЧ, воюющий с установками БМ-13 в середине 1942 года?

Громоздкие и неоправданно раздутые штаты личного состава и вооружения были отменены. Полки «катюш» состояли из трех дивизионов, в каждом из которых было всего по 2 батареи. Батареи имели огневой взвод – 4 реактивные установки – и взвод управления. В составе полка уже не было ни зенитчиков, ни пулеметчиков, ни стрелковой роты для прикрытия установок. Всего в обычном полку ГМЧ было примерно 400 солдат и офицеров. Личное оружие – карабины и автоматы. На батарею одна рация, все остальные рации находились в полковом взводе управления. За боепитание отвечал специальный взвод при штабе дивизиона. На батарею полагался один техник. Расчет одной «катюши» состоял из 5–6 человек: командир установки, водитель, наводчик и подносчики-заряжающие. На батарее не было своих поваров, питание мы получали с полковой полевой кухни. Не было у нас на батарейном уровне и замполитов.

Откуда поступали в блокадный Ленинград реактивные установки?

Производство «катюш» было налажено в осажденном Ленинграде на заводе имени Карла Маркса, а снаряды к «катюшам» выпускал завод № 4 имени Калинина. На машины ЗИС ставили направляющие рельсы, и установка готова. До конца 1944 года мы стреляли обычными снарядами для М-13. Каждый снаряд весил 42,7 килограмма, имел калибр 132 мм и радиус полного поражения 50 метров… Снаряды поступали из города в полк уже начиненные порохом, но со снятыми взрывателями. В ноябре 1944 года наш полк вывели на переформировку под Москву, и там мы получили новые снаряды с тангенциальными отверстиями для придачи вращения снаряду.

Как проводилась подготовка к залпу?

Мы прибывали в район предстоящего боя и первым делом рыли капониры для «катюш» на основной огневой позиции. Зимой, когда мерзлая земля была твердой, как гранит, пытались выкопать на глубину, чтобы прикрыть самое важное, – не наши головы, а мотор ЗИСа. Если машина сразу после залпа не уйдет с огневой, то через минуту батарею накрывали немецкие артиллеристы… Ведь «катюша» – это мощная, но совершенно беззащитная установка. Для подготовки залпа существовали артиллерийские баллистические таблицы, но мы ими не пользовались, нас не интересовало время полета снаряда. Максимальная дальность стрельбы была 7 километров, и точно учесть предполагаемое рассеивание снарядов было непросто. Прицел наводился по углу возвышения направляющих. Залпом руководил командир огневого взвода, поскольку командир батареи и КВУ (командир взвода управления) во время ведения огня находятся непосредственно на передовой. Подавалась команда: «Угломер такой-то, наводить по буссоли… Прицел такой-то… Готово?.. Колпачки снять!.. Готово?.. Расчеты в укрытие!», и ждешь команду комбата на открытие огня. А потом звучали следующие слова: «По фашистской сволочи… батарея… залпом… огонь!» Командир орудия во время залпа находится в кабине установки, и если один из снарядов не срывался с